Выжившим [litres] - Евгения Мелемина

Кита, Томми и развлекался, и мучился. Кит легко шел на любой контакт, подставлял плечо и руку, позволял на себя опираться, поддерживал и придерживал, часто укладывал ладонь на затылок Томми и трепал его волосы.

Для Томми Кит стал средоточием всех эротических переживаний – тело откликалось моментально, лицо начинало гореть, а пресс сдавливало так, будто Томми вынудили качать его на турнике.

Но то, что для Томми было почти позорной и тайной проблемой, для Кита не являлось ничем. Постоянные тренировки, общие падения, касания, удары, душевые, раздевалки – спорт выработал в Ките безразличие к тактильным контактам, и там, где Томми считал границу нарушенной, для Кита она даже не начиналась.

Его границы были внутренними. Иногда он охотно рассказывал о своем детстве, методично и безжалостно вытаскивая на свет детали, украсившие бы любую криминальную хронику, а иногда спохватывался и замолкал, обходя какую-то особенно скользкую для него тему.

Секс он скользкой темой не считал, и Томми услышал историю про Джессику из нью-йоркской школы, девушку, после которой на заднем сидении машины остались красные пятна.

– Ты хочешь сказать, что у них в первый раз льется столько крови?

– Я хочу сказать, что она полезла трахаться во время месячных, – пояснил Кит, – а чертов тампон спрятала под резиновым ковриком. Это была машина моего папаши, и он месяц искал в ней разложившийся труп.

Томми приснилась груда женских прокладок. Все-таки приснилась, решил он, переживая странное впечатление от рассказа Кита. Короткая юбка и красно-розовая кожа бедер, плывущее в липком мареве солнце уходящего летнего дня. Образы настолько яркие, что Томми начинало подташнивать, и он безуспешно отгонял их, а они назойливо возвращались обратно, как стрекозы у ленивой разморенной реки.

Никто не сказал бы Томми подобного. Он слышал массу историй про девчонок с красивыми именами, которых так или иначе заваливали на задних сидениях машин, в кампусах летних лагерей, на лавочке в парках или на полянках в лесу, но все эти истории были красивыми и продуманными. Девчонки пахли духами и снимали с себя безупречно чистые кружевные трусики, по два с половиной часа стонали под рассказчиком, а потом уходили, оставив номерок телефона, который, естественно, сразу выбрасывался.

У этих девчонок никогда не было месячных, и они не пачкали сидения папашиной машины.

Они не вызывали в Томми тошноту, обиду и боль.

Больше он не заводил таких тем, боясь, что Кит так же спокойно и беспощадно препарирует и его. Кит был единственным, кто принимал Томми таким, каким Томми являлся на самом деле, но некоторые двери держал намертво запертыми и для него.

Запертые двери, в которые Томми теперь не решался постучаться.

Если посещения психолога приходились на раннее утро, Томми после отправлялся домой и писал воззвания своего лирического героя. Задумавшись, отвлекался от клавиатуры и черкал в блокнотике. Рисовал звездочки, треугольники, свастики и солнцевороты, покрывая ими лист за листом.

После обеда Томми уходил из дома. Кит ждал его на парковке у кинотеатра.

Они отправлялись на Полигон – так сообща, не договариваясь, окрестили то место, куда Кит привез Томми после истории со злополучными мусорными баками. Полигон находился на холме, изогнутая линия леса закрывала его от города, а дорога вилась так далеко внизу, что трудно было опознать модель машины, быстрым жуком пробегающей где-то вдали.

Машины появлялись крайне редко, Томми посчитал – в среднем три штуки за час.

Основная масса транспорта катила в город и из города по северному шоссе, а южное почти всегда было пустынным.

Кит оставлял машину внизу, вытаскивал из багажника тщательно спрятанное оружие, вешал его на Томми и приказывал:

– Бегом!

Томми бежал наверх, путаясь в сухой траве, и обливаясь потом. Кит держался позади, но почти не отставал. Эти пробежки считались частью тренировок Томми, но на самом деле Кит тренировал себя, и Томми об этом знал, но ничего не говорил.

Хоть врачи и говорили, что места переломов со временем станут крепче, чем здоровая кость, Кит все равно бегал с осторожностью. Он явно берег ногу, и страх за нее не давал ему проявить себя в полную силу.

Именно этот страх, а не травма, и был серьезным препятствием на пути Кита к футбольному полю. Телесные травмы заживают, душевные – нет.

И все же он старался. Пытался повысить нагрузки, менял маршруты на более сложные, иногда обгонял Томми, но двигался с осторожностью, которую порой сам не замечал.

Привычный к тренировкам, он все же быстро возвращался в прежнюю форму, и вскоре сменил джинсы, под которыми прятал искалеченную ногу, на длинные шорты.

Это был большой шаг вперед, и Томми ощутил быстротечность времени: казалось, совсем недавно Кит валялся в больнице носом в подушку и отказывался есть и разговаривать, казалось, совсем недавно разъяренная Минди гналась за Томми меж рядов с опешившими зрителями, но вот уже и лето перевалило за середину, и дни стали короче.

Еще немного, и зазвенят сентябрьские ветра, а значит – нужно будет возвращаться в школу.

Еще немного. Совсем чуть-чуть… рукой подать, как до вершины зеленого холма.

Томми добежал первым, наклонился, тяжело дыша и упираясь руками в колени. Мокрые волосы прилипли ко лбу и вискам, горячая футболка – к спине. Кит, прибежавший на пару минут позже, тоже тяжело дышал, но все же тише и спокойнее, чем Томми.

Он потянулся всем телом, с хрустом размял плечи.

– Как скелет, черт побери, – выдохнул Томми.

– Что?

– Когда ты так делаешь, у меня появляется ощущение, что рядом отплясывает румбу парочка скелетов.

– У меня все тело так хрустит, – сказал Кит. – Хочешь послушать?

– Нет! На хрен.

– Как хочешь.

Томми выпрямился, вытер пот со лба.

– Сколько патронов мне полагается на этот раз? Пять?

Кит не ответил. Он вглядывался вниз, туда, где на далекой обочине далекого шоссе останавливалась легко узнаваемая машина.

– Езжай мимо, – шепотом сказал Томми, тоже ее заметив. – Езжай мимо, мимо… мимо…

Машина остановилась, Томми беспомощно оглянулся.

– Иди к ней, – сказал Кит.

– Зачем? – удивился Томми. – Мы можем…

– Не можем. Они точно за нами. Если начнем бегать, нас начнут подозревать.

– А что я скажу?

– Иди, Томми, – поторопил Кит. – Я догоню и сам разберусь, ты не успеешь даже рот открыть. Только иди прямо сейчас, хорошо?

Он нервно покусывал губу.

– Слушай, если ты решил расстрелять полицейских, то я никуда не пойду, – сообщил Томми на всякий случай.

– На кой черт мне стрелять в полицейских?

– Не знаю. Мне кажется, вообще нет разницы, в кого стрелять. Поэтому мало ли…

– Быстро вниз, Митфорд! – зло заорал Кит. – Ты ведешь себя как полный идиот! Я сто